Е.С. Начинается новый модный сезон. В прошлом номере у нас вышла съемка хитов осенне-зимнего сезона. Когда мы начали писать к ней вводку, получилось до боли знакомое перечисление: романтика, леопард, другие принты, 1970-е и другие модные декады прошлого века, ориентальные мотивы... Я сказала редактору: «Послушай, мы можем открыть любой глянцевый журнал за последние несколько лет и списать все эти слова оттуда». Мне кажется, в моде наступил новый виток, когда все тенденции уже пройдены и перепеты и ставка делается на качество и уникальность определенной коллекции определенного бренда...

М.Д. Я с тобой согласна. С начала 2000-х самый большой новый тренд в моде — это минимализм, а также тесная связь моды с искусством и архитектурой.

Е.С. Но эта самобытность скоро закончилась, и началась переработка модных хитов прошлого. Тот же Раф Симонс, креативный директор Dior, который меняет и даже рушит наши представления об эстетике, говорит о том, что в своих коллекциях он использует коды Дома, которые существовали еще при самом Кристиане Диоре. Значит, и это уже когда-то было? Просто Симонс делает это настолько прогрессивным образом, что его стиль остается уникальным и сам по себе является тенденцией.

М.Д. Конечно, в прошлом веке у каждого десятилетия была своя ярко выраженная мода, и она нам всем хорошо известна. «Великий Гэтсби», ар-деко, Великая депрессия, ­милитари, new look, Твигги, хиппи и так далее.

Е.С. Наверное, примета текущего момента — это трендсеттеры, которые делают одежду лучше других? Взять, к примеру, леопард. Что это — новая тенденция? Упаси господи. Но как элегантно в новом сезоне ее препарировал, например, Sportmax.

М.Д. Мне кажется, модой сейчас движет минимализм, это остается самой большой тенденцией нашего времени — у того же Симонса, о котором ты говоришь. Еще наш век принес тренд совмещать вещи и цвета, которые раньше казались несовместимыми (взять тот же color blocking). Плюс профессиональная, гениальная работа арт-директоров больших брендов с архивами. Революция молодых английских дизайнеров — это принты. Peter Pilotto, Mary Katrantzou, J.W. Anderson и многие другие. Это новые графические мотивы, элементы известных полотен или зданий... Раньше, кроме Ива Сен-Лорана и его коллекцией, которую он посвятил художнику Питу Мондриану, таких отсылов было очень мало. Но, соглашусь, в сегодняшней моде на первый план действительно выходит индивидуальность. Важнее найти себя, свой уникальный образ, быть one of a kind. Главное — чтобы это все вам шло. И нельзя не сказать еще об одном тренде, который многие люди из индустрии признают главным. Это так называемый нормкор, нью-йоркский антитренд, вызванный усталостью от моды, который внезапно стал самым модным течением.

Е.С. Новая роскошь быть вне моды?

М.Д. Именно. Про это недавно написал New York Magazine. Новый люкс — это когда потребители дорогой одежды отказываются от мегабрендов и их мегараскрученных с помощью мегарекламы мегатоваров и отправляются к маленьким маркам, которые сейчас появляются как грибы после дождя, где все делается чуть ли не руками самих хозяев, по крайней мере, при их непосредственном участии. Таким образом, люксу возвращается его изначальный смысл — уникального, штучного производства и непосредственного контакта хозяина-создателя с его клиентом. А западная молодежь демонстративно отказывается от дизайнерских вещей и от модной одежды вообще. Переходит на базовый гардероб обычной уличной толпы — простые джинсы, обычные футболки, бейсболки, кеды и т. п. И чем более no name все это будет, тем лучше. И, конечно, чем дешевле, тем лучше, ­потому что тратить деньги на одежду сегодня не круто.

Е.С. И все-таки любимые бренды у тебя есть?

М.Д. Номер один для меня — это Valentino. У них ­прекрасно все — и супертрендовые вещи, и база, и кутюр. ­Потом мне нравится все, что делает Николя Жескьер (в данный момент — креативный директор Louis Vuitton. — Прим. ELLE). Третье место можно разделить между Фиби Фило (Céline) и Стеллой Маккартни. Очень люблю эстетику Ральфа Лорена, причем глобально, на уровне стиля жизни. Люблю Майкла Корса. Особое место в моей жизни занимает компания Chanel.

Е.С. Что в твоих ближайших планах?

М.Д. Планы у нас наполеоновские. Из ближайшего — мы работаем над проектом школьной формы, в котором нам активно помогает министерство промышленности и торговли.

Е.С. Тебе не кажется, что ты немного возвращаешься в свое детство, когда думаешь об этом?

М.Д. Это так. Мне нравится и советская форма, и та одежда, которая была принята в учебных заведениях в царской России. Все это было безумно красиво и достойно. Но сейчас для начала надо хотя бы популяризировать это явление. Если хочешь — ввести его в моду. Я буду счастлива, ­если нам удастся выполнить эту миссию.

Е.С. Почему ты стремилась отвести основное внимание от себя?

М.Д. Я понимаю, что сегодня есть девочка Мира, которая интересует определенное количество людей, причем даже не столько в России, сколько глобально. А завтра будет новая девочка, новый объект для обожания и обсуждения. Мы сегодня работаем на проект, на его имя, репутацию и авторитет, чтобы завтра он работал на нас. Может, меня, как Ксюшу Собчак, и не знает тренер из спортклуба, но, например, на международном экономическом форуме в Петербурге ко мне подошел индус-миллиардер, который сидел на пленарном заседании у Путина, и говорит: «Дочь меня убьет, если я не возьму у вас автограф». Я долго отказывалась, предложила списаться с ней по мейлу, но он настаивал: «Моя дочь — мой биг босс. Она подписана на вас в инстаграме и прекрасно знает, что мы вместе на одном и том же форуме. Мне нужен автограф!» Пришлось расписаться на его визитке. Такая вот у меня аудитория...

Е.С. Мне кажется, у тебя довольно разноплановая аудитория...

М.Д. Да, но она все равно имеет базовые черты, которые зависят от моих личных качеств. Я человек скромный, у меня огромное количество комплексов; моя стихия — это работа, процесс. Придумать, организовать, назначить встречу, познакомить людей, предложить проект...

Е.С. Но, видишь, тебе же все равно понадобилось на определенном этапе быть публичной красавицей, чтобы добиться этого результата.

М.Д. Не знаю, как это получилось...

Е.С. Ну как же? Мы, люди, работающие в этом бизнесе, знаем все про красоту. Для кого-то ты будешь просто хорошенькой, а для тысяч твоих поклонников — образцом красоты, beautiful, stunning, amazing... Кстати, как ты реагируешь на комментарии по поводу себя в интернете?

М.Д. Раньше, когда я читала критику в интернете, признаюсь, было тяжело. Я самый жесткий критик своей жизни, все про себя знаю лучше других, и мнение людей, с которыми я часто даже не знакома, доставляло мне такую боль, что в какой-то момент стало абсолютно безразлично. Кроме того, мне очень помогли высказывания Дуни Смирновой, которая в интервью Светлане Бондарчук рассказывала о своем окружении. Она говорила о том, что знает много ослепительно красивых женщин, которые днями напролет занимаются собой, чтобы вечером во всем великолепии встречать мужа. Но на повестке дня у них один вопрос — а где счастье? Как стать счастливыми? Дуня говорит о том, что мы часто рисуем свой идеальный образ и любим его больше, чем собственную жизнь... В последнее время я стала понимать, что достичь этого идеала невозможно. У меня есть любимая работа, семья, ребенок, друзья, любимый коллектив. Я хочу любить себя такой, какая я есть. И еще: что касается негатива в интернете, мне очень нравится функция «заблокировать». Не нравится — не смотрите. Это мое пространство, и я хочу, чтобы оно было позитивным. Хотя была у меня пара прецедентов... Недавно опубликовала у себя понравившуюся обложку журнала Spiegel, где изображен огромный Путин, а рядом с ним крошечные Меркель, Кэмерон и Обама, грозящие ему. Боже, что тут началось! Тысяча комментариев из разных стран, такой ужас! «Вы фашисты, вы сволочи, Путин монстр...» Честно говоря, я не стала все это чистить, оставила, как есть.

Другая резонансная история была полгода назад связана с нашей съемкой Даши Жуковой. Кресло на фотографии, использованное для иллюстрации ее интервью на нашем сайте (в форме афро­американской женщины, задравшей ноги. — Прим. ELLE), — произведение норвежского художника Бьярне Мельгорда на тему гендерных проблем и расовой политики. По случайному совпадению фото вышло на Buro 24/7 20 января, в день рождения Мартина Лютера Кинга. Потом я выложила его у себя в инстаграме, сделав ссылку на материал. Скандал был колоссальный. Две с половиной тысячи комментариев за три часа из серии «умрите, русские зажравшиеся буржуи» и «unfollow, unfollow, unfollow»... История вирусом разнеслась по всему миру. Эта фотография потом даже появилась на обложке желтой английской газеты Sun, а у нее миллионный тираж. Написали об этом просто все. В Китае, Бразилии, Европе, Штатах... Звонили с телевидения, из разных газет...

Е.С. Ты рада, что это произошло?

М.Д. Лучше, конечно, чтобы этого не было, но этот случай меня многому научил. Я еще раз убедилась в том, что народу нужны скандалы, интриги, расследования. Но факт в том, что аудитория Buro на тот момент выросла ровно в 20 раз!

Е.С. Что для тебя социальные сети? Зависишь ли ты от них?

М.Д. Я использую соцсети исключительно в рабочих целях. Это удобное и эффективное сопровождение моей работы. Конечно, я очень трепетно отношусь к эстетической стороне наполнения своих ресурсов, тщательно выбираю фотографии. Но делаю это быстро. В среднем за целый день у меня это может занять 5–10 минут.

Вообще я понимаю, какое количество людей следит за мной, и поэтому никогда не выкладываю фото своего ребенка, каких-то личных моментов. Дети в таком возрасте — маленькие ангелы, святые человечки, которые очень восприимчивы к чужим энергиям. Их надо беречь.

Е.С. Как ты можешь объяснить свою популярность в соцсетях?

М.Д. Мы живем в то время, когда какие-то герои в соцсетях больше будоражат воображение и вызывают интерес, чем актрисы или эстрадные артисты. Я, наверное, под этот феномен подпадаю. В разных уголках мира ко мне подходят люди, которые меня знают, может быть, даже любят, которые за мной следят. Так сложилось, что мои фотографии можно увидеть в тайском, немецком, американском, японском, русском журналах... Что говорить об интернет-ресурсах, когда это просто вирусом распространяется — не остановить. Когда я однажды пришла на встречу к замминистра, мне было приятно узнать, что я нравлюсь его жене, интеллигентной, образованной женщине. Да, у меня другая аудитория — но это аудитория, которая и мне более интересна. Мне часто приходят предложения поучаствовать в каких-то телевизионных проектах, причем со всех основных каналов. Я отказываюсь. Я счастлива с той аудиторией, которой я продаю свой продукт. Помню, как мы с Ксюшей (Собчак) общались по делам в BOSCO Café на Красной площади, а там окна в пол. Проходят люди, русскоговорящие туристы, видят Ксюшу — и ты можешь себе представить, какая у них реакция узнавания. И я счастлива в этот момент. Я понимаю, что Ксюша от этого кайфует, и это очень здорово, что она добилась того, чего хотела. Но в моем случае... Я понимаю, что если бы согласилась на предлагаемые мне телепроекты и получила большой охват новой для себя аудитории, то меня и твой спортивный тренер знал бы. Но! Я не умею этого делать. Стесняюсь это делать. Не хочу это делать. И мне это глубоко неинтересно. Не моя история.

Е.С. Тебе не хватает одного компонента — скандальности! Ты у нас как Клаудиа Шиффер — знаменитая, но ни в чем подозрительном не замешана.

М.Д. Здесь, наверное, проявляется та же гиперответственность перед родителями, которым я безумно благодарна за свое — честно! — счастливое и беззаботное детство. Это мой фундамент. Каждый раз, когда мне передают чьи-то слова: «Ой, ну Думе же купили это все!», я думаю — но купили же много кому. Мало того, я могу тебе положа руку на сердце сказать — не купили. Когда я выходила замуж, родители мне сказали: «Хорошо, но ты должна понимать, что уж если ты выходишь замуж в 19 лет, то будешь на содержании у своего 19-летнего мужа, вы становитесь самостоятельными». Я это понимала. Мы поженились, когда нам было по 20 (он мой ровесник), остались на самостоятельном обеспечении, и до сих пор я не пришла к своей семье ни по одному проекту. Это знают люди, с которыми я работаю. Ты же понимаешь, что когда кто-то смотрит на мои бесконечные наряды, он делает неправильные выводы. Ты работаешь в этой сфере и знаешь, откуда что берется.

Е.С. Да, люди думают, что Анна делло Руссо, Лена Перминова и ты путешествуете частными самолетами, набитыми шмотками.

М.Д. На самом деле, и ты это прекрасно знаешь, эти вещи передаются нам от больших компаний, партнеров, рекламодателей и потом возвращаются обратно. Восемьдесят процентов этого — не мое! И это общепринятая практика многих медийных людей на Западе.

Е.С. Как ты сажаешь все это на свою миниатюрную фигуру?

М.Д. Да, так называемый sample size (размер предмета одежды из шоу-рума. — Прим. ELLE) мне велик. Я не костлявая, к сожалению, но я маленькая. Для меня все всегда большое, длинное, особенно рукава. Бренды понимают, что я либо временно это ушиваю, либо, если предстоит какой-то очень важный выход, вещь приходится перешивать и сажать по фигуре.

Е.С. И компании идут на это в расчете на что?

М.Д. Для всех Россия — мегарынок. Они нас причисляют к развивающимся рынкам — наряду с Бразилией, Индией, Китаем, Мексикой и так далее: во всех этих странах большой покупательский потенциал. Все компании, большие и маленькие, хотят там быть. Сюда же относятся Азербайджан, Казахстан и Украина, с которой сейчас, к сожалению, сложнее.

Е.С. Значит, то, что ты надеваешь на себя, является гарантией того, что твои фолловеры...

М.Д. ...увидят это и обратят на это внимание. Сейчас уже не только и не столько русские. Судя по статистике моего инстаграма и фейсбука, у меня большинство иностранных подписчиков — Бразилия, Европа, Казахстан, Ближний Восток, Китай... России там процентов 40.

Е.С. Могло бы быть побольше. В этой связи у меня следующий вопрос: тебе не кажется, что наша страна пока не очень ориентирована на моду? На стиль — да. На очень женственный, комплиментарный, классический стиль. Может, ты поспоришь со мной, но женская часть нашего общества по-прежнему нацелена на создание семьи. Романтика, любовь, секс, семья и дети — эти приоритеты диктуют определенную направленность в одежде, которую мы выбираем.

М.Д. Да, я согласна... У нас не очень понимают и принимают эту мегамоду. Особенно когда мы выступали несколько лет назад... Как тогда пошутила одна моя приятельница, говоря о наших групповых выходах перед показами, «вы — как рок-группа, где есть беленькая, темненькая и рыженькая» (имеется в виду время, когда несколько русских it-girls, включая Мирославу Думу, Елену Перминову, Анну Зюрову, Ульяну Сергеенко, Вику Газинскую и некоторых других, вызывали ажиотаж среди модных папарацци и блогеров своими ультрамодными образами. — Прим. ELLE). Как только нас не называли — русский десант, russian fashion mafia, russian fashion pack... Было много статей, в том числе и в New York Times, на эту тему. Я попала в эту струю, но понимала, что необходимо выжать из нее максимум. Как я уже говорила — сегодня есть этот интерес, а завтра его не будет. Завтра будет новая Мира, а такой серьезный проект, как интернет-компания, останется. В моем случае нужно было построить новый бренд, уговорить мировые бренды поверить в качество интернета. Ты же видела, сколько знаменитых людей поздравило нас с трехлетием. Сегодня у нас уже шесть лицензий: Украина, Казахстан, Бразилия, Ближний Восток, Азербайджан, Центральная и Восточная Европа.

Е.С. Хорошо. Но все равно отправной точкой явилась ты сама, твоя внешность и твое умение носить одежду...

М.Д. Признаюсь честно — я обожаю наряжаться. Раньше я завидовала белой завистью мужчинам — мне казалось, что у них больше преимуществ. Первый раз я поняла, что быть женщиной счастье, когда, будучи на четвертом месяце беременности, почувствовала в себе первые движения своего ребенка. Какой счастливой я себя почувствовала! Я поняла, что не женщины должны завидовать мужчинам, а совсем наоборот. Ведь беременность — это невероятное, космическое, неописуемое состояние, которое не дано пережить мужчинам. Второй момент для меня связан с модой. У нас, женщин, огромная возможность выбора нарядов, стилей — включая мужской костюм. Одни каблуки чего стоят! Играть с этим — большое удовольствие, и нам очень повезло. Так вот, мне всегда это очень нравилось, и когда появилась возможность, я сразу пошла работать в глянцевый журнал редактором. Сразу попала в струю, ездила на показы... Но очень быстро поняла, что это не будет вечно. В моде каждые полгода нужны новые герои, новые тренды. И точно так же я понимала, что мода на наш russian fashion pack (имеется в виду выход русских модных девушек. — Прим. ELLE) пройдет. После серой массы, привычной Западу, мы вызвали большой ажиотаж.

На самом деле у нас никогда не было спланированных совместных выходов, все получилось само собой. Единственный раз мы вышли все вместе целенаправленно, когда нас попросила Наташа Водянова. Это было на Valentino, где у нее была благотворительная акция. Все. А так я чувствовала, что не могу и не хочу работать лицом...

Е.С. Ты это уже сделала...

М.Д. Да, в тот момент я понимала, что это может мне колоссально помочь, и делала это осознанно. Конечно, без этого я не могла бы так активно и прогрессивно продвигать свое дело.

Е.С. Но ты вовремя из этого вышла. Скажу свое мнение: после первого положительного шока и реакции на вас как на russian fashion pack пришел некий скепсис, который исходил от международных профессионалов моды типа Сьюзи Менкес или французских редакторов моды. Ведь показы — это прежде всего работа, и постоянно наряжаться на выход, менять одежду несколько раз в день — это в принципе дурной тон.

М.Д. Да, статья Сьюзи Менкес так и называлась — «­Модный цирк».